Сардаана
Она не зря потратила на укладку, или как там это называется, не один час. Черные, с маслянистым отливом кудри круглыми волнами ложились на щеки, и сквозь них, словно звезды в ночи, посверкивали длинные изумрудные серьги. Пикантная, зеленоватая какая-то кофточка с глубоким вырезом, длинная юбка с множеством карманов – Машка выглядела очень неплохо. Даже, пожалуй, отменно выглядела. Знают бабы толк в этих штучках – там подмазать, здесь кудельки, здесь декольте… Стильно. Весьма.
- Ну, здравствуй, Митенька, – услышал он звучный, веселый голос. – Чего молчишь, не узнал, что ли? Или ошалел от красоты?
- Скорее второе, – сказал Дмитрий Иванович галантно, отставляя руку с сигаретой. – Чертовски хороша.
Петюня вошел следом и быстрыми, зеркальными взглядами ощупывал Машкину спину, бедра и ноги под юбкой. При нем Дмитрий Иванович мог держаться куда более раскованно – присутствие хозяина делало любые слова и комплементы – он чувствовал это – безопасными.
- Мать, – подал голос Петюня, – Выше всяких похвал. Можно кончить от одного вида, старуха.
- Т-с-с, Петя, давай без пошлостей, вон он их не жалует, – легко ответила ему Машка. – Давай сюда сумку.
В большом полиэтиленовом пакете с надписью «Эль Греко» или «Эльдрадо» (Дмитрий Иванович не рассмотрел хорошенько – Петюня щелкнул выключателем, и снова все они оказались в полумгле) Машка, оказывается, тоже притащила закуску и бутылки. Одна из них, преломляя темноватый свет лампы под абажуром и свечи, заиграла зелеными боками, под стать дарительнице, и тут же выяснилось, что это французское шампанское.
- Сухой паек, моя доля, мальчики, – она вынимала из пакета огромную коробку конфет «Рафаэлло», свою любимую семгу, карбонад и бутылку водки.
- Опля-ля, еще один Виноградов, – игриво откомментировал ее появление Дмитрий Иванович. – А это что? Как пахнет…
- Веточка еловая, правда, без всего, без украшений, – сказала Машка. – А то у вас очень здесь голо, не по-праздничному. Дай какую-нибудь банку, я поставлю.
- Где-то тут у Алки были банки, старуха… А водочку ты привезла очень даже… – Петюня рассеянно мусолил новую сигарету.
- Ну вот, еще не хватало! Ты чего это расселся! Банку найди мне, банку… – весело поторопила она его, разворачивая, нарезая и упорядочивая рыбные и мясные изыски.
- Ты как всегда с причудами, мать, не переменилась… Будь спок, уже иду… – неожиданно согласился хозяин и полез под мойку, сложившись вчетверо.
Банка была вытащена из пыльных закромов родины, вымыта собственноручно Петюнею и расположена красиво на столе, возле подсвечника. Ветка распушила иглы и запахла, как целое новогоднее дерево. Машка украсила ее фольгой из-под шоколада.
Дмитрий Иванович поглядывал на хозяина и его гостью, укрывшись за шеренгой бутылок. На улице все громче взвизгивали и грохали петарды и еще какие-то снаряды, судя по всему, из тех, о которых пели так залихватски по телевизору. Петюня сверкал глазами из своего кресла, по-ленински лукаво щурился, хмурил темные еще брови, обжигал Машкин бюст непотребными взорами. Машка – хоть бы что. Вошла в роль законченной выпивохи – глушит водку без устали, правда, при этом разбавляет ее апельсиновым соком. Даже, скорее, не то чтобы глушит, а так, попивает, отставив мизинчик. В суматохе и перемещении рюмок и тарелок, в смешках и шуточках Дмитрий Иванович чуть не утонул и попытался вернуться к прерванному разговору, но не надолго, потому что телефон опять заверещал. Петюня, пожимая брезгливо плечами, принялся поздравлять кого-то важного и насущного. Машка потянулась за сыром, досмеиваясь над какой-то хозяйской похабщиной.
- Что, соловушка, невесел, что головушку повесил? – тихо сказала она, овеяв Дмитрия Ивановича теплом своих душистых одежд. – Ты чем-то недоволен?
- Всем я доволен, отстань, пожалуйста. У каждого свои тараканы, – ответил он тоже негромко.
- Твои, считай, расползлись по всей кухне, – Машка хихикнула, не сдержавшись, и поглядела на Петюню. Он, не отрываясь от телефонной трубки, сверлил свою гостью глазами, грозя испепелить и так не очень-то существующую – особенно на груди – кофточку.
- Я… – Дмитрий Иванович закашлял, – ты…
- Наташка Величко, критикесса из Иностранки, подтверждает «Книгу», – объявил Петюня, наконец-то отлипнув от телефона. – Стоящий звонок, но я, пожалуй, отключу теперь, с вашего позволения…
Он потянулся к проводу и длинными цепкими пальцами аккуратно извлек штепсель из розетки. Этот жест напомнил Дмитрию Ивановичу нечто такое, о чем он не хотел вспоминать. Неясно что, но мерзко.
- Мать, у меня нет слов, как я тронут, что ты все-таки добралась, не обидела старика… – произнес Петюня торжественно причмокнув. – И, опять же нет слов, как приятно тебя лицезреть в таком, скажем так, цветущем виде… Нет слов, остались одни жесты… – заключил он и подняв рюмку до уровня глаз, вновь одарил гостей таинственной, ленинской ухмылкой. В ней уж точно ощущалась легкая подхуевина. Машка расхохоталась и потянулась к нему чокаться.
- Да, ты, Зайчик, приятно разбавила компанию, – немного неуклюже согласился с вибрирующим Петюней Дмитрий Иванович. – Но мы тут, провожая старый год, обсуждали, собственно, «Возвращение Пугачева». Ну, Петин этот шедевр… новое слово в… – здесь он поймал себя на том, что ехидная его ирония перелилась слегка через край. Он запнулся и посмотрел опять на Машку.
- Я знаю. Наташка Величко сказала, в мировой литературе, Книга эта ваша, сказовый язык и все такое. Петь, я его прочла. Ну, твое это «Возвращение». Еще давно прочла. Поняла примерно одну треть.
- Ну, мать, это неудивительно, – подал голос снисходительный не в меру Петюня. – Ты по части литературы, уж не обессудь, никогда не отличалась изысканным вкусом. Твой потолок, старуха, это в лучшем случае, Чехов. А уж в современной прозе…
- По моему, Чехов – очень даже милый потолок, – сказала Машка, чокнувшись с ним и поворачиваясь к Дмитрию Ивановичу. – Я готова не прыгать выше этой крыши, Петенька… Ну, расскажи нам про роман. Может, я что и уясню…
- Ты не меняешься, матушка. Кто угодно, только не ты…– неожиданно нежно произнес хозяин. Было довольно противно слушать это воркование. Дмитрий Иванович чокнулся с Машкой и сказал:
- М-да, ты, Заяц, в своем репертуаре… Ты, кстати, не находишь, что наш, амфитрион слегка похож на своего героя?
- Амфитрион – это хозяин? – спросила та, закуривая свои вечные R1. – Да? А то, извини, Митенька, я все общаюсь с разными там Максами и Маратами, они все больше на молодежном этом сленге… Ну, мальчики, вы тут без меня как-то заматерели… Древней шерстью обросли… Хотя, это ты верно подметил. Петя на Пугачева похож… На Емельянчика…
Дмитрий Иванович, проглатывая глянцевый кусок семги, невольно поглядел на Петюню. Тот развалился среди подушек, курил, потягивал апельсиновый сок и пристально, по-волчьи, посверкивал желтоватыми глазами на них обоих. Курчавая борода подрагивала, взблескивали зубы в суховатых этих зарослях. Действительно…
- Не без того. Вон, как глаза блестят. И борода…
