Пол Гудман
«Начиная с публикации в 1960 году книги «Взросление в абсурде» («Growing Up Absurd») и вплоть до своей смерти в 1972 году Пол Гудман пользовался безраздельным вниманием молодых радикалов из «новых левых» как автор книг и статей, посвященных образованию, технологии, децентрализации и, разумеется, войне во Вьетнаме. Но сам он считал себя прежде всего художником и уже во вторую очередь политическим мыслителем или социологом. Даже в 60-е годы он писал в основном стихи, пьесы и романы. Он был также практикующим психотерапевтом и вместе с Фредериком Перлзом и Ральфом Хефферлайном создал гештальт-терапию – новый психотерапевтический синтез, переросший в международное движение».
Помещаю эти слова биографа Гудмана Тэйлора Стоера в качестве вводного слова. От себя же мне хотелось добавить, что стихи известного создателя гештальт-терапии представляют собой своеобразный курьез: стихами их можно назвать довольно условно, это поток разговорной речи, облаченный в форму виршей. Но что-то очень искреннее и живое здесь есть, и эти его разговоры с Богом мне представляются исполненными смысла.
Эту работу я делала для книги «Безумная надежда и конечный опыт. Последние эссе Пола Гудмана. Под редакцией Тэйлора Стоера. Издание Кливлендского Института гештальта».
Книга вышла в замечательном переводе Анастасии Архиповой и вбирает в себя размышления Гудмена о религии, сексуальности, политике, духовном опыте и прочих насущных вещах...
Спросил я у Бога: «Кто ты такой?»
Хоть знаю, что Бога зовут «Говори со мной».
От души надеюсь, хоть точно не знаю,
Что имя Его: «Я тебе отвечаю».
Так дайте же мне продлить диалог
С «Говори со мной» по имени Бог.
А надеяться я, верно, буду всегда,
Ведь надежда – проклятье мое и беда.
Увидите на улице – мужик идёт,
Говорит сам с собой, как последний идиот.
Это, значит, я. Отведите меня домой.
Так действует Дух Святой.
***
Бывают счастливчики – нужно им
Оправдывать веру свою,
А то и призванье своё, но мне,
Господь, ни к чему всё это:
Оправдан я красотой земли,
Любовью к тварям Твоим,
Хотя, мой Господь, счастливым меня
Назвать уж никак нельзя.
***
Среди земляков один лишь я
Даром таким наделён:
Всю правду поведать могу всегда
– Если не я, то кто ж?
Суровы слова из души моей,
Песня из жизни самой –
Они – как цвет весенних ветвей,
Как бутоны весной.
***
Господи, ежели я берусь
Быть голосом совести в этой стране,
Это – мой долг, не боле.
Но это не я выбирал
Такое служенье. Это выбрало вечно голодное сердце,
Это выбрал мой трезвый взгляд - подарки Твои.
Вот, ты навьючил стольких людей различного вида дарами,
И меня не забыл.
***
Ох, сколько я произнес за жизнь речей –
Чуть ли не больше, чем сорняков в саду.
А сколько же на моем счету пресс-конференций за мир!
Чуть ли не столько, сколько на свете войн.
Но нынче кровь моя – словно лед. Опустел мой взгляд.
Просят меня выдать еще одно о школах эссе,
И падает это письмо из омертвелых пальцев моих.
Ах, она потонула у мельницы в старом пруду,
В старом пруду она потонула, да-да,
В старом пруду потонула, стоя вниз головой…
***
В ту ночь я весь от страха взмок,
Боролся я за каждый вздох.
Трещали рёбра, ноги, руки –
Ослабли все от муки.
Когда рассвет меня застал,
Я измочаленный лежал.
Не знаю, Господи, зачем боролся я до света,
Но, видимо, душе полезно это.
***
Шульц, псина соседей, огромный, как слон,
Повадился гадить на наш газон.
Но я ему косточку вкусную дал,
И он нашу лужайку зауважал.
Дети в нашем квартале в Нью-Йорке жили,
И в доме нашем окошки били.
Мы дали им хоккейные клюшки,
И они добили все стекла дареной игрушкой.
Пес – анархист, подобный мне,
Спокойное благородство присуще ему вполне.
Мы с ним по природе чужды заморочек
и в итоге поступаем достойно очень.
Детишки же, в смысле политическом, похожи на тебя –
Достоинства нету у них, и хотят его с бою взять… Но их дело – труба.
Но, может, их дети будут похожи на Шульца,
И, глядишь, приветствовать станут внуков моих на улице.
***
Молитву я Тебе творю,
Я вновь и вновь от сердца говорю,
Я о себе молюсь, Творец,
Взгляни, Ты видишь – нам конец.
Ты видишь – наша смерть пришла…
Но как молитва такая скучна!
Бог говорит: «Не чепуши,
Об этом точно не пиши».
Иссохло горе мое во мне.
Провижу я в моей судьбе
Немало еще утрат и бед,
Но слез в глазах ни капли нет.
Отшлифовало пламя медь,
И стало – зеркало. И впредь
Огонь не нужен. Но, Творец,
Расплавить можно зеркало.
И – сокрушить.
***
Строка за строкой я прожил Твой мир,
Повествуя о том, мой Боже.
Голос мой рассказал Твою сказку.
Но не будет лишним заметить,
Что я завидую тем, кто сыграл вживую
В пьесе Твоей.
Голос мой, моя повесть –
Мои misère et grandeur.
Это все же неплохо,
– что некоторые из нас
Отстаивают свою и только свою
версию этой сказки…
***
«Люблю тебя» говорю, в этом нет вранья – хотя иногда я не чувствую так.
Но эта моя гипотеза, чаю я, ослепительно подтвердится.
Но тебе нет никакого смысла меня любить,
Не говори ничего. Не отвечай. Просто – будь.
Мне бы трубным гласом, звоном фанфар объявить о моей любви,
Потому что меня достало мямлить, как ветхий словарь.
***
Что арестуют, будут бить
– мне страшно, смелым мне не быть.
Но я привык к непониманью,
Твое, О Господи, разумное созданье.
Хотят – пускай опровергают,
То, что я свято утверждаю.
Я тезисы мои к дверям прибил
На площади, где гул молвы.
***
У нас с тобой сумасшедший роман,
Пусть счастлив будет каждый из нас.
Мы сами счастье возводим свое,
Кто кроме нас построит его?
Все знают, что секс – это часть любви.
Любовью заняты мы с тобой.
Насытилась страсть – и мы опять
Заняты счастьем друг друга.
Сегодня ты на меня посмотрел –
И я понял, зачем до сих пор живу.
Господь тебя благослови
За радость Адама, небес и земли.
Это ты мне радость такую даешь,
И Богу я соработник с тобой.
И шесть дней творенья – удача моя.
Потому что ты на свете живешь.