Любовь по Шекспиру
В 1908 г. друг юного Миши Булгакова, в будущем известного писателя и драматурга, Саша Гдешинский отослал из стольного города Киева телеграмму довольно-таки загадочного содержания: «Телеграфируйте обманом приезд Миша стреляется». Телеграмма была предназначена, семейству действительного статского советника Николая Николаевича Лаппа. Юного отправителя, собственно, интересовал не сам статский советник, а его взбалмошная дочь Татьяна или Тася, как звали ее домашние. Она обещала приехать в Киев, ее ждали (особенно ждал Миша Булгаков), а вместо этого отец отправил ее насильно к бабушке в Москву! Было из-за чего застрелиться.
История Миши и Таси и вообще изобиловала драматическими моментами и сильными страстями. В обеих семьях разыгрывалась самая настоящая трагедия Шекспира: Булгаковы – Монтекки, а Лаппа — истинные Капулетти. Никто из них не желал этого брака и не верил в прочность отношений молодых безумцев, познакомившихся в Киеве ненароком: юного гимназиста попросили показать город избалованной барышне из высшего общества. Они не желали ничего слушать. Они прожигали жизнь, как могли: Миша забросил учебу, чуть не провалил экзамены в университет, легкомысленной Тасе пришлось сделать аборт…
Варвара Михайловна Булгакова, мать будущего писателя как-то вызвала юную Тасю для серьезного разговора – а было это незадолго до намеченной свадьбы, и Тася была беременна… Впоследствии Тася вспоминала: «Однажды я получаю записку от Варвары Михайловны: «Тася, зайдите, пожалуйста, ко мне». Ну, я пришла. Она говорит: «Тася, я хочу с вами поговорить. Вы собираетесь замуж за Михаила? Я вам не советую… Как вы собираетесь жить?» Разумеется, все эти непрошеные советы не поколебали уверенности влюбленных.
26 апреля 1913 года Варвара Михайловна пишет дочери в Москву: «…Миша совершенно измочалил меня… В результате я должна предоставить ему самому пережить все последствия своего безумного шага: 26 апреля предполагается его свадьба. Дела стоят так, что все равно они повенчались бы, только со скандалом и с разрывом с родными; так я решила устроить лучше все без скандала…»
Сестра Булгакова Надя тоже «не могла молчать» – эта связь никому не была по душе. «Как они оба подходят друг к другу по безалаберности натур!» – записала она в дневнике. Как показала жизнь, безалаберности у Таси оказалось гораздо меньше, чем у ее молодого супруга. Но это потом. Пока же, в 1913 году они стояли перед аналоем и смеялись: невеста отказалась облачиться в фату и подвенечное платье, все рисовалось в радужном свете, все было «не так, как у людей». Необычные плоские кольца в выгравированными внутри надписями «Татьяна Булгакова» и, соответственно, «Михаил Булгаков» были наконец торжественно надеты. И жизнь понеслась – вокруг друзья, цветущий Киев, летит цветная карусель из прогулок, посещений синематографа, вечеринок, журфиксов…
Все оборвалось как-то сразу: разразилась война. В 1916 г. студента-медика Мишу Булгакова отправили на фронт. Молодая жена не испугалась и поехала с ним. «Держала ноги, которые он ампутировал. Первый раз стало дурно, потом ничего».
Как выяснилось позже, трудности только начинались. Выпускника университета с медицинским дипломом отправили практиковаться – в Смоленскую глубинку, больницу Никольскую. Нечего и говорить, что Тася не оставила мужа и на этом поприще. В первый же вечер, их разбудил суматошный стук в дверь – из далекого села привезли роженицу. На пороге больницы их, усталых и заспанных, встретил «громадный заросший мужик средних лет, который, не здороваясь, пригрозил: «Смотри, доктор, если зарежешь мою жену – убью!»
Вот в таком диком, подчас зверином контексте, и пришлось работать. Михаил делал операции, лечил венерические болезни и принимал роды, а Тася зачитывала ему места из медицинских книг, находя по его команде нужную страницу. Февральская революция их не занимала – она произошла где-то в ином мире.
Булгаков был хорошим врачом. Он не щадил себя (а заодно и Тасю), ездил ночью на вызовы, говорил: «Как хочется мне всем помочь. Спасти и эту, и того. Всех спасти». Как-то, руководствуясь именно этим благородным желанием, он бросился отсасывать пленки из горла дифтеритного ребенка. Удача изменила ему на этот раз, и молодой врач заразился дифтеритом. Пришлось делать прививку, от которой распухли лицо и губы, начали страшно болеть ноги. Вот тут-то он и попробовал морфий – для снятия и болей. Тася вспоминает, как медсестра Степанида впрыснула ему один шприц. «Он сразу успокоился и заснул. И это ему очень понравилось».
К сожалению, это ему действительно «понравилось», и Тася вскоре получила полное представление о том, что значит быть женой морфиниста. По его требованию она делала мужу уколы, но «пробовать» отказалась – что-то ее остановило. В тоске и злобе во время он грозил ей браунингом, ругался, однажды со злостью швырнул в нее горящий примус… Вообще же в его отношении к жене крылось что-то недоброе. Один из современников вспоминал, что Булгаков обращался с ней «высокомерно, с постоянной иронией и как к обслуживающему персоналу».
Это, впрочем, не помешало ей спасти мужа – в 1918 г. уже в Киеве, она, обманывая Михаила, начала разбавлять морфий дистиллированной водой и под конец, вместо инъекций «божественного растения» он получал одну только бесхитростную воду…
В дальнейшем Тася будет с Булгаковым везде – пока он сам не откажется от нее. Когда его мобилизуют в Добровольческую армию Юга, она вместе с ним отправится на Северный Кавказ. В его скитаниях по Тифлису, Владикавказу, Батуму она будет сопровождать его, как тень: страдая от голода, они по кусочку станут продавать Тасину золотую цепочку, Булгаков напишет для местного театра пьесу из жизни горных аулов, заболеет тяжелой формой тифа, с трудом оправится на руках у Таси… Но в «Записках на манжетах», описывающих кавказские мытарства, она не присутствует. Ее нет в тексте, есть лишь один Михаил – мучимый голодом, страхом, надеждами… На Кавказе было голодно и страшно, красные вытесняли добровольцев, и Булгаковы решили уехать в Москву. Первой пришлось уехать Тасе. Она думала, что больше никогда не увидит мужа.
Однако этого не случилось. В 1921 г. они благополучно встретились в Москве и даже чудом нашли комнату в доме 10 по Большой Садовой (да-да, тот самый «проклятый» адрес, по которому проживал Воланд со своей ехидной свитой). Булгаков ночами пишет свой первый большой роман – «Белую гвардию». Она сидит рядом, шьет.
Роман появляется в печати, завязываются литературные знакомства.
Ангел домашнего очага из кафешантана
«Имей в виду, если ты встретишь меня на улице с дамой, то я тебя не знаю», — предупреждает Тасю ныне уже довольно-таки известный литератор Михаил Булгаков. Недаром, ох, недаром, еще в 1916 г. Мишина сестра Надя, размышляя над своей давнишней записью: «Не знаю про Тасю, но Миша ее очень любит», записывает в своем дневнике: «Теперь бы я написала наоборот». В 1924 г. Тася Михаилу уже не подходит. Она – усталая, измученная нелегким бытом, да и одевается без шика, кое-как. Вот у Любви Евгеньевны Белозерской, приехавшей из-за границы, одно время танцевавшей в Париже в кафешантане, красивой и пользующейся успехом, совсем другая манера – милая, светская, веселая. Да и наряды куда лучше.
Сама Люба-Золотое-Сердце (как называли ее многочисленные друзья и подруги) так описывает их сближение: «Все самые важные разговоры происходили у нас на Патриарших прудах… Одна особенно задушевная беседа, в которой Михаил Афанасьевич — наискрытнейший человек — был предельно откровенен, подкупила меня и изменила мои холостяцкие намерения. Мы решили пожениться.»
По другим же сведеньям, никаких «холостяцких намерений» у Любви Евгеньевны никогда не было. Бывший друг и литературный враг Булгакова писатель Юрий Слезкин рассказывает об этом достаточно ядовито: «…Вскоре он прочел нам первые главы своего романа "Белая гвардия". Я его от души поздравил и поцеловал — меня увлекла эта вещь и я радовался за ее автора. Тут у Булгакова пошли «дела семейные» — появились новые интересы, ему стало не до меня. Ударил в нос успех. К тому времени вернулся из Берлина Василевский (Не-Буква) с женой своей (которой по счету?) Любовью Евгеньевной, неглупая практическая женщина, много испытавшая на своем веку, оставившая в Германии свою «любовь», – Василевская приглядывалась ко всем мужчинам, которые могли бы помочь строить ее будущее. С мужем она была не в ладах. Было и со мной сказано несколько теплых слов… Булгаков подвернулся кстати. Через месяц-два все узнали, что Миша бросил Татьяну Николаевну и сошелся с Любовью Евгеньевной. С той поры — наша дружба пошла врозь»…
До этого, правда, влюбленный Булгаков, предложил бывшей жене жить втроем – с Любой, но Тася почему-то отказалась. Еще и журнал с романом швырнула на пол: Михаил принес ей первые напечатанные главы обоими любимого своего романа-первенца, и вдруг оказалось, что посвящен он вовсе не Тасе, а… Любе. «Она меня попросила. Я чужому человеку не могу отказать, а своему – могу» – разъяснил бывшей жене Михаил. Точка в отношениях была поставлена, хотя и довольно-таки заковыристым способом.
Михаил переезжает на Большую Пироговскую, его дом – полная чаша (ведь Люба – гостеприимная и щедрая хозяйка), у него заводятся друзья среди театральной и писательской элиты… Люба довольна и счастлива. Она помогает Михаилу в работе (именно по ее рассказам об эмигрантском Константинополе была написана пьеса «Бег»), переводит для него с французского, даже пробует вместе с ним сочинять новую пьесу из жизни безумного Парижа…
Нет, она не злодейка, не коварная соблазнительница, она – просто очаровательная женщина с характером. В дневниковой записи в ночь на 28 декабря 1924 г. Булгаков кается: "Подавляет меня чувственно моя жена. Это и хорошо, и отчаянно, и сладко, и, в то же время, безнадежно сложно… Как заноза сидит, что чертова баба завязила меня; как пушку в болоте, важный вопрос. Но один, без нее, уже не мыслюсь. Видно привык».
Трогательно вспоминает о ней один из ее друзей: «В ней было много душевной теплоты. Любила давать причудливые клички знакомым… А Михаила Афанасьевича называла Макой и ласково: Мася-Колбася». И всем спешила помочь – телефон не умолкал ни на минуту, она суетилась, давала советы…
Недаром ее называли «Люба-Золотое-Сердце». Но проходили годы…И Булгаков все чаще морщился: «О да, она – Люба-Золотое-Сердце», и в этих словах слышалась уже не похвала, а самое настоящее раздражение. Он начал уставать. От вечных визитеров, от телефонных звонков, от суеты, от того, что ему хотелось уединения и творчества.
Таков фон Булгаковской жизни, когда появляется третья и последняя любовь писателя, Елена Шиловская. Это происходит в 1929 г. как гром среди относительно ясного неба.
Он заслужил покой…
«Ты была моей женой, самой лучшей, незаменимой, очаровательной… Когда я слышал стук твоих каблучков... Ты была самой лучшей женщиной в мире... Я люблю тебя! И если мне суждено будет еще жить, я буду любить тебя всю мою жизнь. Королевушка моя, моя царица, звезда моя, сиявшая мне всегда в моей земной жизни! Ты любила мои вещи, я писал их для тебя... Любовь моя, моя жизнь, жена моя!» – эти слова умирающий Булгкаков прошепчет именно ей, Елене, спутнице последних двенадцати лет его жизни. Ни одна из прежних возлюбленных не удостоится таких высоких признаний.
После той, первой ее встречи с Булгаковым, писатель прозвал ее «тайный друг», писал ей нежные и тонкие посвящения, скрывающие трепетную любовь. Они виделись очень часто – супруги Шиловские стали «друзьями дома». Любовь Евгеньевна догадывалась, что между мужем и Еленой происходит что-то значительное, но старалась скрыть унижение и обиду, придумывая себе какой-то несуществующий роман.
Шиловский, благополучный и добрый человек, профессиональный военный, обеспечивший жену всем, о чем только мечталось женщинам того времени (напоминающий чем-то мужа Маргариты в знаменитом романе), был поражен в самое сердце, узнав о любви жены к другому. Он угрожал пистолетом, он не желал ничего слушать и предъявил ультиматум: прекратить всякие свидания и переписку. Михаил и Елена расстались на восемнадцать месяцев. Впоследствии она винила себя в случившемся: «Мне было очень трудно уйти из дома именно из-за того, что муж был очень хорошим человеком, из-за того, что у нас была такая дружная семья. В первый раз я смалодушествовала и осталась…»
Булгаков же не мог (или не отваживался) позвать любимую женщину на новые мытарства и неизвестность. И дело тут было не столько в отношениях с Любой, сколько в травле, развернутой против него с подачи правительства. Пьесы были запрещены, прозу не печатали. Но на предложение Сталина покинуть Союз, Булгаков ответил: «Я невозможен ни на какой другой земле, кроме своей – СССР, потому что одиннадцать лет черпал из нее… Не знаю, нужен ли я советскому театру, но мне советский театр нужен, как воздух». После этого разговора немногое в действительности изменилось, хотя с легкой руки вождя Михаила и назначили режиссером МХАТа, позволив ставить пьесу по «Мертвым душам».
Жизнь казалась порой совершенно невыносимой. «С конца 1930 года я хвораю тяжелой формой нейрастении с припадками страха и предсердечной тоски, и в настоящее время я прикончен. На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. ..Со мной и поступили как с волком. И несколько лет гнали меня по правилам литературной садки в огороженном дворе. Злобы я не имею, но я очень устал…» – писал он Сталину.
Через полтора года он встретит на улице Елену – неожиданно и волшебно, как Мастер Маргариту. В ее воспоминаниях воскрешен этот день: «…Очевидно, все-таки это была судьба. Потому что, когда я первый раз вышла на улицу, я встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: ”Я не могу без тебя жить”. И я ответила: ”И я тоже”».
В предсвадебной лихорадке до безумия счастливая Елена не видит действительности, всех готова принять и понять и пишет сестре: «С Любашей у меня тоже самые тесные и любовные отношения. Она будет жить вместе с нами до тех пор, пока ее жизнь не устроится самостоятельно. Это зависит от того, сможет ли близкий ей человек устроиться так, чтобы они могли жить вместе…»
Конечно же, все это оказалось мифом. Жизнь «вместе» с Любой вскорости представилась чистым безумием и вымыслом, как и «близкий человек» Любви Евгеньевны, ею выдуманный роман.
Но совсем не мифом оказалась горячая любовь между писателем и Маргаритой его самой заветной, у сердца выношенной книги. Этот роман сбережет для читателей Елена Сергеевна. Однажды, надписывая любимый ею сборник «Дьяволиада», он напишет: «Тайному другу, ставшему явным, – жене моей Елене». И припишет: «Ты совершишь со мной мой последний полет».
После его смерти она проживет еще тридцать лет и будет сохранять и переписывать рукописи, писать умершему длинные, нежные письма и видеть его во сне.
На могиле его, о которой она заботилась неустанно, Елена положит камень-Голгофу, бывший когда-то подножием креста с надгробия Гоголя, любимого писателя Булгакова. Там же погребена и урна с прахом Елены, его последней любви-вдохновительницы. Как Булгаковские верные любовники из романа, они не расстались даже и в вечности.
