Стихи

Ангелы-хранители,
Крылья в серебре,
Сколько вы увидели,
Узнали на земле.
Ангелы-ревнители
Смертного добра,
Сторожите, спите ли
Дни и вечера?
Очи не смыкаете,
Свечечку держа,
Крылья не вздымаете –
Тяжко сторожам.

1991
 
***

В такой снегопад
И Карибское море не греет.
Деревья твои
Под серебряным
Снегом
Светлеют.
В такой снегопад
Смуглоликие воды далеко.
Здесь все ледяное,
Здесь все отлюбило до срока.
Нет, это не север.
И небо вокруг нас иное.
Как смех монотонный
В застылом мерцаньи покоя.
Здесь ангелы тают,
Склоняясь на снежные урны,
И глушат бураны
Обрывки мелодии бурной.
В такой снегопад
Пароходы гудят,
Отплывая.
И рушатся стены,
Которые мы воздвигаем
Меж сердцем и ложью,
Меж сердцем,
Легендой и болью.
В такой снегопад
Не услышать Карибского моря.
Далеко, далеко
Звенит кольценосная пена,
И зыблется парус
У белых
Ворот Картахены.

1990

***

Это солнце меня никогда не сводило с ума.
Вдоль пустынных дорог одиноко серели дома,
И на каждый подъезд приходилось четыре куста.
Невесомый район пустырей, новостроек, застав.
Нам казалось балладой молчание наше вдвоем.
Где-то солнце мерцало. Закат раскрывался с трудом,
Как развинченный, пошлый сюжет с оправданьем в конце,
Словно злая улыбка тогда у тебя на лице.
Это сцена из фильма. Ты вышел, а я подойду.
Это давняя пьеса. В каком очутились году
Мы, не зная, не ведая, сколько у памяти глаз,
Но не память, а что-то другое тревожило нас.
Это тянется сон, а во сне силуэты легки,
Разговоры пустынны, запутанны и далеки.
Ты в миндальной ограде элегий стоишь у дверей
В светло-синей, давнишней, истлевшей рубашке своей.
Воскресаешь из мертвых? Из слов уходящего дня?
Мне рисуешь заставы и травы и смотришь в упор на меня?
Ты бы выбрал другое, живое, на солнце, в росе,
Но не серые эти подъезды, не мокрое это шоссе.
Здесь порублены вишни, закат обступает стеной,
Невеселый закат, и оттенок какой-то больной.
Ты стоишь и молчишь, и рисуешь дома на песке,
Зачаженные трубы завода дымят вдалеке.
Я не выйду, закат помертвел, да и мне не к чему.
Сероглазый закат. Сероглазое небо в дыму.
Никогда, ни сегодня, ни впредь, ничего никогда.
Как стрижи, над шоссе телеграфные мчат провода.
Поднимается пыль и клубится, как дым заводской.
И такая тоска… Все пропитано этой тоской.
И пока не закончился сон, я запомню подъезд и песок,
Эти трубы вдали, беловатого неба кусок
И как звали тебя, и рубашку твою на ветру.
И сюда не приду, навещая, когда я умру.

1990

***

Дань июньскому циклу
В этом гомоне света.
Из апреля возникло
Желто-синее лето.
И слова-то простые,
Только можно и проще –
Словно руки пустые
В легких ведрах полощет.
Перезвон, разночтенья,
Переклички, приветы,
Синева и свеченье
Желтокрылого лета.
Словно падает в землю
Синева золотая.
Больше неба приемлю,
Больше радости знаю
О твоем славословьи,
О твоем песнопеньи…
С предыюльской любовью
Преклонивши колени
В беспричинности слога,
В щебетании выси,
В отрешенной и строгой
Умудренности мысли.
Словно пригоршни пуха
Тополиного мечет.
Дань июню и слуху,
Устремленному в вечность.

1990