Майя

О том, что можно увидеть в воде, даже если время святочных гаданий давно уже миновало

К вечеру особняк наполнился всевозможным светом – в окнах ходили и подрагивали огоньки, звездное сияние лилось из парадного, над трубой вставало радужное облако, медленно тускневшее в нижнем слое небес. 
Москва, как и всегда в сумерки, мерцала подстать особняку. Ездили извозчики, кого-то везли за город, к Яру, кого-то – на Новодевичье, к древним стенам, воронам и опечаленным ангелам. Стучали и пели на поворотах трамваи. Под ними рассыпались и таяли электрические светляки. 
Дверь парадного была распахнута настежь, так что ветер со двора трогал воду в бассейне и теребил мерно горящую лампаду. 
Галахов сидел возле, примостившись на мраморном краю своего игрушечного водоема. Простой пиджак его был расстегнут, ворот рубашки мягко льнул к серой ткани. Он смотрел на воду и думал.
- Ася, – он не вставая, махнул ей рукой. – Я знал, что вы придете.
Несмотря на все то, что оборвалось и теперь, оборвавшись, качалось внутри, она улыбнулась. Эта игра в предвиденье очевидного была смешна. 
- Вот вы улыбаетесь, – пальцы пробежали вдоль тонкой цепи, на конце которой грузилом болталась лампада. – Жаль, что вы не сделали этого вчера.
- Вы думаете, все обернулось бы по-другому? – Ася подошла и села рядом. 
- Если помните, я вчера говорил вам… – сказал он так задумчиво и недоуменно, что Ася не поняла – верит ли он сам, что это «вчера» было.
- Вы… Кажется, вы призывали меня подумать, и сказали, что каждый должен дождаться своего пробуждения, что-то в этом роде.
- Да-да. Именно. Жаль, что вы не захотели.
- А что бы изменилось?
- Что-нибудь. 
- Вы так считаете? Но вы бы не перестали лгать, и  лгать не перестала бы я, лгать и  продавать себя, и… Ваня бы… не вернулся. И вы по-прежнему были бы убийцей…
Он пожал плечами. Жест  этот был настолько непридуманным, что Ася удивилась – из своего неизвестно как, непонятно где она удивилась и замолчала.
- В каком-то смысле – да, в каком-то – нет, – сказал он, хмурясь, опуская в воду ладонь.
- Вы… Вы опять? Как можно быть убийцей «в каком-то смысле»? 
- Можно, – сказал он. – Но к чему нам с вами спорить?
- Потому что вы – и никто иной как вы – лжец и бессильный негодяй – убили Юру. Вы  насмехаетесь над жизнью и смертью…
- Вовсе нет. Мне думается, что жизнь и смерть сами насмехаются над собой. Но Юру я не убивал.
- Почему вы все время ерничаете, выкручиваетесь, измышляете ходы и входы? Зачем вам?
- Это моя профессия и мой долг, – сказал он устало. – Если бы вы меня вчера слушали внимательно, то вы бы поняли, что это правда. Вы поверили первому встречному, а это…
- Смешно. Вы хотите сказать, что Юру Полякова убил кто-то другой?
- Отнюдь нет. Я хочу сказать, что Юру вообще никто не убивал.
- Нет.
- Видите, как вы запутались во всех этих бреднях, сетях и садках. Вам теперь даже хочется, чтобы Юра был мертв. Это как-то привычнее…
- Я ни понимаю ни слова. Вы – сумасшедший. Вы – опасны.
Он вновь невыразительно пожал плечами, и Ася вдруг заметила, как глухо и горестно обрисовались две продольные морщины вокруг рта – искривленное подобие тайной улыбки.
Вода под лампадой засипела, мелкие пузыри побежали в разные стороны, вспучили гладь и исчезли.
- Что-то в подвале не так, – сказал он, как бы про себя. Посмотрел еще на воду. Потом на Асю.
- Юра жив, и никто его не убивал, – снова сказал он обыденным, плоским, без доньев и секретных ящиков тоном.
- Как всегда, это следует понимать метафорически? В каком-то смысле – жив, а  в каком-то…
- Ну, к чему это… - Галахов укоризненно сморщился. – Я имею в виду ваш, самый что ни на есть житейский смысл. Юру Полякова не убивали.
- Но… подъезд? Гвоздики? Отпеванье? Гроб, в конце концов? Он похоронен на Ваганьковском кладбище. Вы, что, скажете, что этого всего не было? А типография? Он же был агентом… Вы же сами…
- Я вам этого никогда не говорил. А похороны… Вместо Юры, если уж вам все надо знать, похоронен другой человек – впрочем, не другой, а именно тот самый, которого надо было, скажем так, ликвидировать. Если хотите, он и был агентом, и сексотом, и прочее в том же духе.  Между прочим, с гвоздиками, лепестками и прочим было придумано  неплохо… Опознавательный знак убийцы, которого нельзя найти, как ни старайся.
Галахов поднялся, отошел от бассейна и начал как-то бесцельно бродить по залу, иногда останавливаясь, будто вслушиваясь, что происходит в подвале, где были какие-то неполадки. 
Ася подошла к нему. Но так как он останавливаться не желал, то теперь они стали бродить вместе, изредка замедляя шаг и по-дирижерски вслушиваясь в тишину пола.
- Но он сказал, что это был Юра…
- Кто, Закрюк? Я же убеждал вас не верить на слово проходимцам. Да и кроме того, он ничего подобного не говорил. Он сказал, – тут Галахов брезгливо прикрыл глаза, - «жидок». Имени он не упоминал, по той простой причине, что не знал его.
- А… Юра? Как же Юра? Он-то знал, что вместо него убивают другого?
- Вот это, действительно, вопрос. Не хотите воды?
- Что? Нет, не хочу. 
-Тогда – по порядку. Юра был эфироман, – он снова полузакрыл глаза. - Или как там еще… Морфинист… Наркоман… Одним словом, за последние годы он растерял все свои силы, потому что остановиться не мог. Самое печальное, что скрывать это приходилось от всех. Но главное – от сестры. Он, видите ли, ее очень любил… но она любила его сильнее и, как бы правильнее выразиться, исступленней и беззаветней. В ее любви было что-то иссушающее… не сестринское. Юра изнемогал. 
- Вы клевещите на Машу. Вы снова пытаетесь вывернуться. Вы прекрасно знаете, что Юра изнемогал оттого, что вы, вы – шантажировали его и заставляли писать для себя. И платили ему большие деньги. Как со мной…
- Ах, вы об этом… Что ж, это было, отрицать не стану. Другое дело, так ли уж это плохо, как вам кажется.
- Только вот чем вы его шантажировали? 
- Я же говорю вам: он болел эфироманией. А под конец ему приходилось смешивать разные вещества… Потому что эфир уже не действовал, как надо… Эти летучие субстанции очень изнуряют человека…           
- Все понятно. Вы угрожали, что все расска…
- Стоит ли это обсуждать? Одним словом, он худел, терял силы и сон – а нет ничего хуже этого – и боялся за сестру. И вместе с тем… Вы должны это понять… Ему опротивело то, что он слышал, видел и нес на себе. Он все мучительней хотел уйти…
- Умереть?
- Ну, в определенном смысле. Собственно, в нем он и умер. Опять! Слышите? 
- Что?
- В подвале явные неполадки. Скверно. Механизм – штука деликатная… Да… так о чем я?