Майя

Не есть ли это столь целомудренно выраженное мистическое слияние солнечного с лунным, мужского с женским? Круг мастерски очерчен.
Майя очень изощренный поэт. Техника ее стиха отменна. Жар чувств изумляет. В свои немногие годы она как-то рано сумела увидеть мир именно сквозь сердце. Увидеть мир, а не только себя. Она торжественно-покорна тому, что свершается над ней, но в этой покорности нет самолюбования и нет униженности:

Кораблями и странами,
Морями и ранами
В золотом заоконном круге
Путь мой – от нежного сада – к вьюге.
Лотосами ладоней
Касаюсь лба:
Здравствуй,
Моя судьба.

Это изящно-лаконическая пьеса со смелым ритмом говорит о возвращении в Россию из индийских садов – и сколько здесь горечи и мудрости! Но поэт смотрит на мир, словно бы из высокой башни (не та ли это башня слоновой кости, столь знакомая нашим сердцам?), мотив окна преследует нас в ее стихах. Впрочем, так и подобает пленной птице, залетевшей на север. Здесь, в России ее притяжение к солнцу делается иным, обреченным на поражение, на утрату:

Высохло небо в предсмертном покое,
В сизом дыму догоравших костров.
Солнце погасло под тонкой рукою,
Словно сквозь пальцы затеплилась кровь…

В этом, одном из самых «русских» своих стихотворений, поэтесса скорбит об утрате – что это за таинственная сила покинула ее, можно только догадываться…
В «солнечный» цикл входят и те из пьес Майи Неми, которые понять можно, лишь имея представление о древнеиндийском эпосе, о том самом «мифе Индии», который мы упоминали вначале, и без которого поэт и живая девушка Майя Неми – немыслимы. Так, пьеса «Победителю Бога – благая весть» на первый взгляд может показаться странно-кощунственной, но не следует подходить к ней с мерками христианскими. Речь в ней идет о победителе царя богов солнечного Индры – Мегханаде, которого Шива наделил искусством майи – становиться невидимым.  Новое имя героя – Индраджит, что значит «победитель Индры». Нетрудно догадаться, почему эта тема вызвала у нашей поэтессы желание воспеть подвиг героя (которому его предательский дар все же не помог в следующей битве и не уберег от стрелы врага Лакшманы). Впрочем, приведу всю пьесу, которая без подобного толкования может показаться чрезмерно запутанной:

Победителю Бога – благая весть,
Изнурителю Солнца – стозвездная честь,
Будет новое имя ему,
Будут новые стрелы ему.

Победителю Бога – незримейший дар,
Он туман и ветер, вода и пар,
Он летящая сеть, ледяной удар.
В бой, избранник моих чар!

Будет новая песня тебе,
Будет новое горе тебе…

Неудивительно, что у юной поэтессы так много стихов на индийские темы – удивительно другое: поражающее воображение проникновение в русский слог, в русский стих, и обилие «русских» пьес, с которыми внимательный читатель может ознакомиться в московских журналах.
Итак, мы, жрецы, песнопевцы и предсказатели дождались наконец появления звезды обетованной. Это особая звезда, звезда танцующая, ускользающая из глаз, из рук, переливчатая и тающая, как ее иллюзорный покров. Не могу удержаться, чтобы не привести здесь еще одно, последнее стихотворение, такое необычное, без рифм, похожее на перевод с восточного с качающимся ритмом пляски.

Розовый воздух Бенгала
Над плоской чашей террасы.
Танцую на крыше,
Чтобы никто не видел,
Кроме деревьев.

Что предначертано этой раненой танцовщице в русской поэзии? Теурги, пророки и мистики, мы прозреваем ее сияние в нашем небе. И мы не отступимся от своих предсказаний».               

«Натушка, я точно знаю, что не смогу приехать…»