Майя

- Погодите, стойте…  Да ради Бога, остановитесь же… – Ася кричала, спотыкаясь, прыгала по колеям за ним из последних сил. Нога, та, на которую наступили,  болела нестерпимо.
- Не уезжайте… Вы… Ради Льва Николаевича, пожалуйста! – вдруг вскрикнула она вслед уже отъехавшему автомобилю.
 - Что это я такое кричала?

Мыслей не было. Только попытка удивления, когда туманный свет с плавающими в нем клочьями мглы запрыгал обратно. Шум мотора приблизился, вновь загустел и забулькал на слабом огне недоверчивого ожидания. Не чуя под собой ног от нового страха, что могут уехать, в  раздраженном и законном нетерпении ее не дождавшись, она  заторопилась к автомобилю, прихрамывая, маша отчаянно руками. Задняя дверца уже была распахнута, и изнутри высовывалась черная голова.
- Я с вами? Можно? Мне только до станции… А дальше уж я…
Ее задыхающийся, отрывистый голос, казалось, произвел некоторое впечатление на господина, сидевшего в салоне. Он выпростал лицо из своего теплого укрытия и произнес иронически:
- Как? Барышня? И одна? А, из Ясной идете, – он говорил сухо и как власть имеющий. Ася взглянула ему прямо в лицо и узнала его. – Вы, выходит, сбежали оттуда, так что ли? – по всему было заметно, что он тоже узнал ее.
- Сигизмунд Ардалионович, ну, будет расспрашивать… Внутри поговорите. Чертовски холодно, да и до Москвы еще путь неблизкий…
Чуть оправившись, Ася посмотрела на спутника чернобородого, который улыбался ей через темное плечо этого своего обожаемого Сигизмунда.
- Так можно мне с вами? – спросила она, чувствуя, что ужас одиночества окончен, и можно говорить как всегда.
- Усаживайтесь. Я перейду к шоферу. Вы – с Даниилом Лукичом. Поскорее, очень вас прошу, – Он вышел и встал молча у дверцы.
Повинуясь властному голосу, она влезла на  упоительно мягкое сиденье и на секунду прикрыла веки. В салоне было тепло, и был свет, и чувство возвращенной жизни.
- Устраивайтесь поудобнее… Можете расстегнуть шубку, здесь не холодно. Грейтесь, отдыхайте, – говорил над нею хмыкающий голос господина в пенсне. – Как прикажете звать-величать?
Надо было что-нибудь сказать.
- Ася, - проговорила она, открывая глаза и протягивая руку. Он неловко, в тесноте салона пожал ее.
- Вы довезите меня только до Козловой Засеки, а дальше я… – Ася уже чувствовала, как предательски размаривает ее в этом теплом, комфортабельном салоне. Ужасно хотелось закрыть глаза и ничего не говорить больше. – Поезд, верно… Мне в Москву…
- Ну что вы, Ася, это никуда не годится, верно, Сигизмунд Ардалионович? –  убедительно проговорил ее любезный собеседник. – Это просто чепуха какая-то… Как же мы вас высадим на станции? Мы тоже направляем свои стопы в Москву, так сказать… Ну, если и не стопы, то, по крайней мере, мотор… – он тихо засмеялся. –  Ведь верно, Сигизмунд Ардалионович?
Чтобы не ждать, пока спрошенный твердо и безжалостно выговорит что-нибудь вроде “к чему эти вопросы, дражайший”,  Ася поспешила пробормотать:
- Это совсем не нужно. Я доберусь. Ведь очень многие поедут так…
- Ну, многие нас не волнуют, – выстрелил внезапно спереди гортанный голос. – Поедете с нами. Вас довезут.
- Ну, конечно, Асенька, вы позволите вас так назвать? Ну, конечно… – нежно вклинился Даниил Лукич. – Доставим в лучшем виде… Как же нам, почетным делегатам Литературно-художественного кружка, мастерам пера, не помочь, так сказать, юной особе, заплутавшей в снегах…
И тут в усталом Асином сознании мелькнуло что-то, похожее на ошеломляющую догадку. Ей стало жарко.
- Вы поэты? – спросила она почти беззвучно.
- Безусловно, – сказал Даниил Лукич. – Я решил, что вы поняли…
- Нет. Я, я не поняла. Вы назовитесь, пожалуйста.
- Ну, как же вы не поняли… Это Сигизмунд Ардалионович Галахов, ну а ваш покорный слуга…
- Вы Галахов? – Ася вздрогнула и села прямо. – У меня есть ваш сборник, ваш «Deus Geminus». На книге стоят только инициалы, а знала, что вас зовут как-то красиво, но я не связала. Я не знала про отчество. Мои знакомые называют вас только по фамилии…  Хотя они говорили… – она сбилась. – Простите, что я так говорю, все невпопад…  Это не так. Я слышала ваше имя и отчество. Просто сегодня я так устала, что все у меня в голове перемешалось…
- Вы, Ася, не волнуйтесь, – перебил ее любезно этот, в пенсне. – Вы же не принадлежите к литературным кругам… Не пишете сами, не заводите знакомств, вот и…
- Нет, я, я пишу, – Ася совсем задохнулась, перевела дух, и смело взглянула на Даниила Лукича. – Но я ни с кем из литераторов не знакома, это правда.

Со своего сиденья Галахов посмотрел на нее. Глаза у него оказались темные, без блеска,  изогнутые на концах.
- Пишете, – сказал он, не спрашивая, а припечатывая. Ася поняла, что ей напоминал его голос – застывающий на конверте темный сургуч. Конверт был без обратного адреса. – Читайте.
- Что читать? – смущению асиному не было границ.
- Да стихи же, - сказал он с еле уловимым оттенком усталой властности.
Ася села прямо. Читать ей было страшно, но – от этого чувства некуда было скрыться – стихами она могла хоть как-то расплатиться за любезность. Она прочла «Серебристый серп на дно колодца опустила влажная рука», потом – в затопляющем ее молчании – «Застелила синим покрывалом узкую кровать. Притворилась сумрачно-усталой, в пыльном доме зеркало мерцало и весна холодная рыдала, научившись просто горевать…». Потом «Трубят на закате морские рога». Галахов смотрел на дорогу, головы он так и не повернул.   
- А вы? – она в смущении обернулась к Даниилу Лукичу. – То есть, вас, просите как зовут?
- Ай-ай-ай, – он добродушно осклабился. – Насилу-то вспомнили про меня, грешного. Я – Берви, Даниил Лукич Берви. Читали, небось, в «Золотом Руне» мои статьи о художественном переводе?
- Я не выписываю… Нет, я не читала, – сказала Ася, устыдившись уверток. – Я не читала, но хотела бы прочесть.
- Похвально, похвально, – на высоких нотах заговорил ее нежнейший собеседник, вглядываясь в спину Галахова. – Хвалю, что честны, м-да… Это, Ася,  качество наиважнейшее в жизни, наинужнейшее… Кстати, очень интересные стихи пишите. Ведь правда, Сигизмунд Ардалионович? Очень неплохо…
- И давно, – без церемонии прервал его гортанный, сургучный голос спереди, –  вы пишете?
По стеклам косо, запотевшими полосами побежали отсветы огней Козловой Засеки.