Пожалуй, этот древний город больше всего похож на гигантский телескоп – из него можно увидеть пейзажи иных планет. Есть марсианские опрокинутые кратеры, есть изжелта-бурые склоны Венеры, веера и кости скал Юпитера и каких-то неизвестных мест за пределами Млечного Пути.
Над городом арабская крепость Аюб: место совсем не туристическое, отчасти даже заброшенное. Мавры облюбовали его в начале восьмого века, с тех пор незримые лучники и дозорные так и машут крылами над городом. Огромные развалины с провалившимися лестницами и квадратными подземельями парят за крепостной стеной; круглые сторожевые башни стоят особняком как детские куличи: будто большая песочница на горе, неожиданно расцвеченная зелеными низкорослыми соснами.
Я пришла к нему в самый зной. Сюда надо было взбираться вверх по кривым прыгающим улочкам мимо пестрых домов за заборами и ставнями. Посредине одной из таких улиц внезапно обнаружилось, что жилые дома кончились. В белой пыли обозначились четыре дороги – некоторые из них ползли к крепости, а другие горделиво заворачивали куда-то вбок. Ослепительные меха сосен сияли там и здесь, крепость молчаливо веселилась наверху.
Путь мимо нескольких белесых лачуг с корытами, петухами и бельем ничуть меня не прельщал: слишком уж пустынно было здесь, а из лачуг несся мало приятный срежет голосов – должно быть там ругались.
Я повернула и вышла на уединенную тропу, она шла себе и шла, пока не наткнулась на желтую собаку, похожую на кусок сосновой коры. На носу у нее красовалась здоровенная отметина, очевидно, пес был не дурак подраться. В стороне, у приземистой каменной ограды, скрывающей вход в жилище, колбасился сожженный солнцем мужичок. Он и его пес были сухие как растопка, но при этом крепкие и смуглые. У обоих были хитрые глаза и носы, немного напоминающие шишки деревьев хвойной породы. Я поздоровалась и спросила, где это пес получил по морде. «Да так, – сказал мужичок безразлично, – собачьи разборки». Я спросила еще, как пройти наверх.
Становилось все жарче: земля нагревалась, нос у пса лоснился, возле забора блестел лаковым блеском черный бок джипа, даже горы вокруг искрились.
Наверху подрагивали своими цепями толстые деревянные качели, воздух напоминал горячий рассыпчатый пирог с хвоей, а у ближней дозорной башни жадное время уже отъело довольно-таки приличный кусок. Склоны под соснами были облиты сахаром.
Я нагнулась и отколупнула: песочное тесто земли, украшенное слюдяной глазурью, лежало у меня на ладони как приглашение к пиру. Камень арагонит, мать жемчуга, изморозь в жаркий мартовский день вокруг подножия башни.
Чей-то веселый окрик выпрыгнул на меня снизу. Я понялась достаточно высоко, марсианские молчаливые отроги давно уже смотрели на меня очень внимательно и даже как-то оценивающе. Я заметила поцарапанный нос шишкой и желтый хвост среди сосен. Хозяин драчливого существа поднимался следом. Его коричневые скулы, бежевая рубашка и каштановые волосы чем-то так напоминали пса, что казалось странным отсутствие укуса на носу.
– Я тут подумал, – сказал он, отдуваясь, – что тебя нехудо бы проводить, если ты не против. Меня Маноло зовут. Я здесь каждую песчинку знаю. В детстве с друзьями всю крепость сверху донизу излазали. Я тут всегда хожу, гуляю… Хочешь, я тебе все покажу?».
Это незатейливое волшебное приглашение оказалось очень кстати: здесь нужен был сотрапезник, второй едок, а то, что он оказался ко всему прочему зажиточным хозяином и вот так запросто пригласил меня к своему столу, было мне как раз на руку. Хозяин должен щедро делиться с усталым гостем своими запасами, это его священный долг и право. А гость вполне может отдохнуть: «Войди, путник. Присядь возле нашего очага и отведай нашего хлеба».
Присесть было некуда, хлеба покамест тоже не намечалось, но вот словесное угощение последовало тут же. Мы начали карабкаться по склону, и Маноло, как и подобает хозяину, занимающему гостя, принялся болтать без умолку. Он рассказывал мне о подземельях и подземных ходах, о конюшнях и огромном очаге (вот, кстати, и очаг!), где мавры стряпали провиант на целый полк солдат.
Войдя в ворота Аюба, мы оказались в раскаленной печи. Желтый пес, как пещной отрок, отважно ринулся по камням наверх и пропал из глаз.
– Я сейчас покажу тебе такое… – сказал Маноло, утирая лоб. – Дозорную башню хочешь посмотреть? Оттуда все видно как в зеркале. Строили на совесть. Я знаю путь. Пойдем?
Мы пошли. Крепость была безвидна и пуста, но над дозорной башней и впрямь носился дух света. Чтобы туда попасть, мы прыгали по камням, лезли по воронкообразным лестницам, входили и выходили, чередуя солнце с тенью.
Башня раскатилась высоко над миром. Оттуда был круговой обзор, воинская стать древней кладки яснела, по цвету напоминая горы вокруг.
–Здесь везде разные горы, смотри, – сказал Маноло, с удовольствием оглядывая свои владения. Горы вокруг тоже были его, и он это знал. – Тут они суровые такие, настоящая пустыня, а когда обернешься, там дороги, там другие камни, сосны, видишь? Все другое. Тут обзор на четыре километра ровнехонько, куда ни глянь…
Обзор был такой, что при желании можно было заметить блики копьев дозорных, ходивших по каменному кругу десяток веков назад, изукрашенные богатыми узорами щиты мавританских воинов и войлочные попоны коней внизу, наполеоновские синие мундиры и франкистские пыльные орды на склонах.
– А вон там, видишь, вон, – сказал Маноло, – во-он та башня над обрывом. Ее называли башня Крови. Туда три тысячи расстрелянных сбросили во время гражданской войны. Кровь лилась в ров… У стены там, смотри, их расстреливали, а потом кидали вниз. В детстве я помню там всюду стояли кресты, такие белые из пластмассы что ли, а потом их убрали…
– Почему? – спросила я, глядя на кусок обвалившиейся стены внизу. Но понять почему, было несложно, и Маноло тотчас же это продемонстрировал.
– Да им зачем, властям, – сказал Маноло. – Это неприятно вспоминать… Туристы, ну и вообще… Лучше, чтобы никто не знал…
– У нас тоже так.
– Ну да, это везде так… У меня большая библиотека, очень большая, – сказал он. – Я про все читаю, все книги есть, исторические. Нет, ты погляди, куда его понесло! Погляди на пса!
.jpg)
