Гилберт Кит Честертон
Г. К. Честертоном я занималась лет с 17 – это один из первых авторов, которых я стала переводить наряду с Альфредом Эдвардом Хаусменом, Уолтером де ла Маром, Педро Салинасом… Одна из моих работ предваряла в собрании сочинений Честертона (Гилберт К. Честертон. «Избранные произведения», 1992 г.) повесть «Наполеон Ноттингхилльский» в переводе моего отца. Здесь это стихотворение открывает подборку.
Вообще же нижеприведенные стихи я переводила для Натальи Трауберг (и это сравнительно недавняя работа) – у нас была идея выпустить отдельной книгой поэтическое наследие Честертона. Этого не случилось, но переводы остались.
Хилари Бэллоку
Все города, пока стоят,
Бог одарил звездой своей.
Младенческий совиный взгляд
Найдет ее в сетях ветвей.
На взгорьях Сассекса яснела
Твоя луна в молочном сне.
Моя — над городом бледнела,
Фонарь на Кэмпденском холме.
Да, небеса везде свои,
Повсюду место небесам.
И так же (друг, слова мои
Не без толку, увидишь сам),
И так над скоротечной жизнью
Героики витает дух,
И лязг зловещих механизмов
Не упразднит ее, мой друг.
Она пребудет, освятив
Аустерлица кровь и тлен,
Пред урной Нельсона застыв,
Не встанет с мраморных колен.
Пусть реалисты утверждают,
Что все размечено давно,
Во тьме неведенья блуждая,
«Возможно,— говорим мы,— но…»
Но, может статься, над землей
Равнин, будя сухую твердь,
Взовьется барабанный бой
Сольется со Свободой Смерть.
В огнях кровавой карусели
В дыму и грохоте баррикад:
«Вы обрели любовь на деле», -
Нам смерть и ад провозгласят.
Вдали холмов твоих, в ночи
Мне грезилось: взметались ввысь
Под небо улицы-лучи
И там со звездными сплелись.
Так я ребенком грезил, сонный.
И ныне брежу этим сном
Под серой башней, устремленной
К звезде над Кэмпденским холмом.
Экклезиаст
Один лишь грех - зеленую листву
В полдневный жар наречь золы серей.
Одна хула - когда я смерть зову -
Один Господь все ведает о ней.
Одна лишь вера - яблоне расцвесть.
Вселенский смерч ее не сгубит цвет.
Одно лишь нужно - все, что в мире есть,
Все остальное - суета сует.
Множества
Он рек: «Главою не клянись твоей,
Вовек волос тебе не счесть на ней.»
Но все они в небесной книге есть.
Счет не веду волнам или песку,
Умру я, всех не исходив дорог.
Бессмертьем облеки меня, мой Бог,
И каждый лист Тебе я нареку.
В раю гадать о множествах земных,
Глядеть на Ад, распавшийся золой,
Пока я занят был Тебе хвалой
За сотни трав, за каждый стебель их.
Первозданность
Что дряхлы они и седы?
Мне - свежесть нежданного смеха -
Мерцанье каждой звезды.
Мне мир - отважное чудо,
И дни его - молоды.
Отдам ли я дань столетьям,
Чей лик тосклив и суров?
Мне - шумно текут деревья,
Взмывают травы лугов.
Кипит живое сраженье
За светлый небесный кров.
Все созвездья и вечные солнца,
Неподвижны и далеки,
Мне - легкие звездные брызги,
Хрупкие огоньки,
Россыпи Божьей петарды,
По праздничному легки.
Тот, кто позади
Крутился старик наподобье волчка.
Глазами сверкает, седины торчком -
Его и назвать-то нельзя старичком.
Я крикнул: «Пока ты вертелся, глупец,
Другие стяжали почет и венец.»
«Есть дело занятней, - он мне прокричал, -
Хочу я увидеть Начало Начал.
Налево, направо и прямо гляди,
Но ты не увидишь, что там позади -
Незримый Наставник, который ведет
На Север и ввысь, на Восток и вперед.
Кружась и вращаясь чуть меньше ста лет
Я думал увидеть божественный свет.»
«И что же ты понял, что мы не смогли?»
«Я выяснил смысл вращенья земли.»
Однажды вечером
Духи устроили бал,
Ангел отплясывал с чертом.
«Праздник!» - Господь вскричал.
Моря добрались до горных вершин,
А звезды по просьбе их
Искрясь и играя помчались вниз,
Как один ликующий вихрь.
Коровы взлетели в небо,
Кобыла гнездо свила,
Яблоки выросли на сосне,
Тьма стала как снег бела.
И низшая жизнь, творенье Его,
Воздевши крылья свои,
Тяжкие крылья во прахе миров,
Устремилась прочь от земли.
Там горняя жизнь созерцает Творца,
«Праздник!» - звучал Его крик.
И она протянула мне обе руки
В этот прекрасный миг.
Предел
Оставлен трон. Померкнул свет.
Сын человеческий один.
И ангелов во мраке нет.
«Я есмь» звучат слова его,
«Я есмь», и - сердце застучит,
Вспорхнет щегол, взойдет трава -
Так Имя Божие звучит.
Рождественская песня
В объятьях Марии Младенец лежал,
Кудри Его как свет.
Горестен, горестен этот мир,
Но здесь страданий нет.
На руках у Марии Младенец спал
Кудри в звездном огне.
Коварны и злы властелины земли,
Но здесь любовь сильней.
У сердца Марии Младенец дремал,
Кудри - пламень живой.
Горестен, горестен этот мир,
Но здесь упованье его.
На коленях Марии Младенец играл,
Кудри короной вились.
И все цветы тянулись к Нему,
И все звезды склонялись вниз.
Баллада о солнце
Возлюбивший солнце блажен стократ!
В небесах для него колесницы летят,
И закатные всплески морей бороздят,
И победу на крыльях несут.
Ему солнце - от Бога блестящий венец,
Стрелы смерти ему не просвищут конец,
И исчезнут, и канут в рассветный багрец,
И добычи своей не найдут.
О несчастен стократ возлюбивший его!
Разве солнце услышит молитву того,
Кто повержен и больше не ждет ничего,
Разве слезы страдальца спасут?
Здесь для каждого светлые нити блестят,
И любящий солнце блажен стократ,
Хоть лучи и жгут, и огнем палят
И, может, его убьют.
Моряк
Фиалки запах ярок,
Сны ангелов, как он.
Боярышник пахнет страстью
И мраком напоен.
Но горше и острее
Чем все цветы венка
Мне запах неизбывный
Зеленого цветка.
У розы запах слаще,
У лилии - святей,
В моем же - смерть и участь
Адамовых детей.
Тяжелый винный запах
Плывет из погребов.
Но мне вино не сладко,
Не нужен дом и кров.
Я лег в морских глубинах,
В тиши морского дна
И пью господень кубок
Зеленого вина.
Две жены
Что ей брюзжанье мудрости седой!
Хвалы и лесть ей не печалят взгляд,
Не старит опыт локон золотой.
Но ты прекрасней, госпожа моя,
Ты, в облаченьи скорби, войн и бед.
Я зрю венец терновый на челе
И вешний лик, какому равных нет.
Страха больше нет
Над одичалой пустошью дрожит,
Пусть подо мной больная твердь лежит,
Я буду петь, как в первый день весны.
Корявым пальцам больше не шуршать
Вверх по стене, очам закрывшей свет,
Дурману тайн, что сеет тяжкий бред
В листве и травах, душу не разъять.
Кровавый морок мраком скрытых дел
Царей и слуг не обречет тоске.
Все зло и смерть я ночью сжал в руке -
Они жалки, им в мире есть предел.
Я сокрушил всю крепость адских врат
Я зрел хулителя благих даров.
И божества утраченных миров.
Над ним смеялись, созерцая ад.
И в прах могильный, в гробовой провал
Его души вползли печаль и стыд.
Рассветным звуком, что в раю забыт,
Их хор к нему по имени воззвал.
И ныне мне сумятица страстей
Пустой личиной скалится в пыли,
Я разгадал великий сон земли
И я смеюсь, и смех мой все сильней.
